Грендель громко храпел под соседней скамьёй, я подумала, воткому всё нипочём, потом вспомнила тень побратима и устыдилась.

Догоним завтра корабль и увидим на нём Славомира и другихмёртвых, приплывших забрать нас на солнечные поляны, где зимой поют соловьи,где отдыхает колесница Перуна и пасутся распряжёнными вороные и белые жеребцы,где Дочь с Матерью без устали шьют тёплые шубы ещё не рождённым зверям…

Рука сама рванулась стиснуть у шеи оберег. Твёрдые краявмялись в ладонь. Чего доброго, скоро увижу с моря знакомые, заросшие сосновымлесом холмы и гряды щетинистых островов, загромоздивших разлив… Мы ведь шливдоль нашего берега и были уже много севернее Нета-дуна. Одного жаль, непокажутся мне дымки над родными крышами и Злая Берёза, похожая на руку,воздетую из-под земли… Хорошо выбрал пращур место для изб, нарочно так, чтобыникто не разглядел с корабля…

Воевода осторожно прошёл мимо нас на корму, я узнала шаги.

Я всё же очень надеялась, что за ночь другой кораблькуда-никуда денется, пропадёт. Какое там! Ещё до света мы начали сворачиватьполог, сгребая навалившийся снег. Кмети смывали остатки дрёмы лютой водой из-заборта и сипло ругались, разбирая вёсла и спотыкаясь впотьмах. Ветер дул с моря,под парусом было не выйти меж островов. Низкое небо еле серело, когда воеводавелел убрать державшие лодью канаты, и лысые гранитные лбы начали уплывать закорму.

В этот раз он не пытался забыть меня на берегу. Наверное,оттого, что я больше не ссорила его с братом. Или понял, что вдругорядь меня намякине не проведёшь. А может, уверился наконец, что я не осрамлю его в битве…хотя какая битва, ведь князь велел миловать гостей из Северных Стран, дажедатчан, если первыми не полезут… Эти первыми не полезут, думала я. Ишь удирают,не викинги, те бы давно уже резались с нами борт в борт…

Чужая лодья показалась почти сразу, и ближе, чем накануне.Теперь не один Блуд – все разглядели усердные вёсла и пёстрые щиты на бортах.Там хотели обмануть нас – отойти подалее в открытое море и проскочить мимо наюг. Но не успели и только уменьшили расстояние, торопливо сворачивая на север.Ещё до вечера воевода прижмёт их к берегу и допросит, кто таковы. А потом вдругзаглянет проведать моего дядьку… Да нет, навряд ли заглянет, наша сторона емуне удачливая.

– А ведь это Оладья, – сказал Плотица совсемнеожиданно.

Вождь покосился:

– Это свейский корабль.

Сивая борода воинственно встала торчком.

– Молод ты меня поучать. Я сам вижу, что это свейскийкорабль, но на правиле та же рука, я-то не ошибусь.

Вождь не отмолвил на этот щипок. Дурной признак. Немалоевремя он молча приглядывался, потом пробормотал:

– Кабы знать ещё, при нём ли Нежата.

– Не люблю оладий, когда они из тухлой муки, –подал голос Грендель, а я подумала про Нежату, и вновь вспомнились ласковыеглаза красивого парня, ласковые слова. О том, как он шарахнулся, предал меня вкрепости, вспоминать я не стала. Что с ним приключилось? Видно, мало хорошего,то-то ложка его укатилась в ту ночь, когда согревали умерших. Если в НовомГраде остался – вряд ли кметю, носящему Соколиное Знамя, даже в дружеском дометам было нынче уютно… А если шёл с Оладьей в поход, и тот убегал от нас, не чаяпощады?.. А если нам только мстить останется за Нежату?..

Теперь-то вождь нипочём не бросит погони.

После полудня я начала узнавать берега. Я никогда не виделаих с воды, но всё-таки я их узнавала. Что значит дом! Даже глупый бекас летит вродное болото и мимо не ошибётся. Мне только совсем не нравились тучи, волнамикатившиеся с моря. Иногда ветер рвал их, и вода вдали вспыхивала удивительнойсиневой, а сосновый лес из угрюмого делался бело-зелёным и очень нарядным,почти как перед весной, когда синица пробует голос и от снежного блеска слезаеткожа со скул… но солнце и синева быстро гасли, видение вешнего дня сменялосьпомерклым предзимьем, а на вершины деревьев наваливалась новая туча… Полосылетящего снега казались издали чёрными. Мудрые птицы наверняка загодя кормилисьв лесу по тихим местам. Не случилось бы вьюги назавтра или ночью. Тут станет,пожалуй, не до погони.

Мне захотелось, чтобы Стрибог послал бурю и вождь захотелпереждать её там, где однажды гостил.

Дыхание спёрло от сладкой боли в груди: уже вечером я обнялабы мать и сестрёнок, поклонилась дедушкиной могиле… Молчана, может быть,разыскала… о Яруне что-нибудь вызнала…

На преследуемом корабле гребли изо всей мочи, расстояниесокращалось неохотно.

– Зря я хвалил этого кормщика, – буркнул Плотица,когда очередной шквал накрыл нас сплошной пеленой летучего снега и неминуемопорвал бы парус, если бы парни его не сбросили вовремя. – Кто же в такуюнепогодь прижимается к берегу?

– Откуда тебе знать, что у них на уме, – сказалвождь, придерживая шапку, чтобы не унесло.

Но когда вокруг посветлело и вновь стал виден берег, мнепоказалось, Плотица досадовал справедливо. Корабля не было. Лишь прибой с рёвомбился о скалы. А за скалами вставали круглые горки, те самые, с которых яполтора года назад увидела парус…

Берег здесь выгибался к востоку, входя в море каменнымгребнем.

– Он за мысом, – предположил Блуд. Мы миновалимыс, и на какое-то время берег открылся почти до небоската. Корабля не было.Зато явила себя наша протока, и сердце мало не выпрыгнуло из груди. А ведь еслине знать – ничей глаз её не приметил бы среди островков, бухточек и мысков… яжадно глядела и каждый камень была готова обнять.

– Бывает, лодья сразу тонет, когда её кладёт шкваломнабок, – поскрёб затылок Плотица. – Особо если нагружена… Он теперьлибо на дне, либо в протоке, или пусть отгниёт моя борода.

– Знать бы, при нём ли Нежата, – повторил вождь,словно про себя.

Блуда взогнали на мачту, и он долго вертел головой,высматривая тонущих людей в волнах или полосатый парус в разливе, за прибрежнойгрядой. Но ничего не увидел.

– Оладья мог лечь за островом, сняв мачту, –сказал воевода. – Войдём в протоку, посмотрим.

Воины спустили парус и сели за вёсла, потому что русло былоузкое и каменистое.

– Какая ещё протока? – спросил Грендель,устраиваясь на скамье. Я указала рукой, и он недоверчиво покосился: – Ты-то,девка, почём знаешь?

– Она здесь жила, – ответил за меня побратим.

У меня стыдно дрожали губы, казалось, корабль прямикомвплывал в родную избу, так отчётливо знала я все муравейники, все шмелиныенорки по берегам… но для других вокруг был лишь чужой лес, гудевший ирокотавший под ударами ветра. И жестокий враг впереди. Вождь стоял на носу ивнимательно разглядывал одетые в снежные шапочки камни, торчавшие из воды. ЕслиОладья шёл перед нами, он мог оставить следы. Однако в протоке было течение,быструю воду ещё не схватило ледком, а потревожить снег на камнях могло нетолько весло…